(Продолжение. Начало рассказа читайте в газетах «Ханты ясанг» №19,20)

Обученные сызмальства женщины, хранительницы очага и тепла, трудятся в тундре с утра до вечера в эти ласковые, тёплые весенние дни. Оленьи шкуры, просушенные за зиму морозными ветрами, укладываются в снеговую воду, через несколько дней с них отпадёт шерсть, и шкуру можно выделать на замшу, которая используется для изготовления арканов, одежды, упряжи. Добытая весенняя птица тоже разделывается по-разному. Мелкая теребится, с крупной птицы, такой, например, как лебедь, снимается чулком шкура, крупное перо теребится, пух остаётся на шкуре. После выделки это изделие будет отличным подкладом  под верхнюю одежду – сах, малицу.

Весна плавно переходит в лето, и на смену весенним красотам приходят тучи комаров и мошкары. Это надо не только пережить самим, но и помочь своим оленям, которые страдают от полчищ насекомых не меньше, чем люди.

Для борьбы с комарами и мошкарой используют дымокуры. В тундре разводят костры из гнилых деревьев, а когда нагорают угли, укрывают их мхом, и получается непрекращающийся очаг дыма. Когда оленей много, таких очагов делают несколько. Олени сами идут под дымок, ибо другого спасения от этих туч яростных насекомых нет. В этот комариный месяц все усилия семьи сосредоточены на поддержание дымокуров. Один следит, жжёт костры, другой спит, и так вся семья. Гнуса настолько много, что вытянутой рукой проводишь по воздуху и чувствуешь ладошкой комариную массу. На месте без дыма не может лежать никто. Олени и собаки рысцой бегают вокруг чума, пока усталость не свалит их с ног. К концу комариного периода от оленей остаются лишь ходячая шкура и кости. Таковы условия природы.

А природа и летом не перестаёт одаривать людей благодатью. В то время, когда из-за полчищ летучего гнуса жизнь, казалось бы, прекращается, в тундре жёлто-красным ковром вызревает морошка. Женщины стойбища Кантеровых с берестяными коробами выходят на ягодный промысел. Крупная, сочная, сладкая морошка идёт добавкой ко всем блюдам тундровика – к рыбе, мясу. Или  просто черпается ложкой из чаши. Собранная морошка служит людям до самой осени, хранят её особым способом. В тундре топором прорубается лоскут «одеяла» толщиной сантиметров в двадцать-тридцать, а под ним лёд, вечная мерзлота. Это – природный холодильник. Прорубленный лоскут тундрового одеяла отгибают вверх и кладут под него всё, что необходимо сохранить. Как видите, в тундре есть всё для комфортного проживания, включая холодильник. Казалось бы, поднадоела однообразная пища – отварная рыба, гусь утка, а тут тебе к столу глубокая чаша морошки – вкусной, сочной, сладкой. Грустные комариные дни становятся радостней, и на лицах «оленных» людей появляется улыбка.

Вот так, в трудах и заботах в семье Кантеровых и проходит лето. Гнус исчез, с севера потянули холодные ветерки, которые борются с солнцем и теплом. В сосновых борах полезли грибы, чему особенно  радуются олени. Как говорят оленеводы, именно на грибах олень быстро набирает вес. Ещё вчера, в полчищах комариного гнуса, красавец олень отощал, прошлогодняя шерсть комками свисала с его боков, а тело становится лысым, и не вызывал он тогда никаких чувств, кроме жалости. Зато в августе зверь начинает покрываться пушком мягкой шерсти. У тундровиков такая шкура августовского оленя с молодой шерстью называется «неблюй», именно она идёт на внутренний подклад для верхней зимней одежды, малицы. Мужчины на ногах носят нюки веи – это обувь, сшитая из кожи. На подошву идут лосинные лбы, они крепкие, а верх шьётся из оленьих камусов. По конструкции они походят на ОМОНовские берцы, только помягче и полегче. Внутрь нюкивея на подошву кладётся слой сухой соломы из болотной травы, после в него вставляется нога, одетая в чулок, сшитый из оленьей кожи. Шнурками нюки вей затягивается, и нога готова к пути. Уникальность этой обуви в том, что если ноги прошли по воде и намокли, то через километр пути из травяной стельки внутри вода выйдет, а ещё через километр она высохнет. А если ты поменяешь стельку из травы на новую, то обувь вновь станет сухой. Мне удалось походить в такой обуви в чуме Пяк Бориса на реке Катучей, в месте слияния с рекой Ямбой.

…Казалось бы, закончился, отёл, после – дымокуры, гнус, олени разбрелись по тундре, можно и отдохнуть. А нет. Начинается у Григория Кантерова новый ответственный период – осень. На реке Ай Надым нужно заново построить запор – перегородить реку плотным частоколом и встроить в него ворота, место, куда будет ставиться ловушка (морда), подобие фитиля, только в деревянном исполнении.

У запора, у края Ай Надыма, надо построить садок для добытой рыбы. Это, не считая охоты, самый хлопотный труд, которым будет заниматься Григорий до самой зимы. Казымский совхоз с речных сооружений вывозил до тридцати тонн рыбы: щука, язь, пелядь, ёрш – каждую зиму. Вот представьте теперь, что это за труд кочевого рыбака – дать людям такой объём рыбы, да ещё в одиночку, силами своей семьи. Рыбу нужно не только поймать, но и заморозить, упаковать в мешки, уложить в штабеля, а после ещё и загрузить в вертолёт. Не зря говорят: глаза боятся, а руки делают. Слыло имя его в те времена по реке Казыму и Нумтовской тундре, слыло! Малопьющий, доброго нрава, Григорий жил и живёт на своей речке Ай Надым и считает себя самым счастливым человеком на планете. Работает он без устали, а если знаешь и любишь своё дело, работа никогда не в тягость. Когда-то, в молодые годы, он работал на почте и носил по тайге почтовые отправления в мешке в соседнее село Юильск, расположенное в ста двадцати километрах от Нумто, пункта отправления. Взгляните на карту и представьте те расстояния по тайге, которые преодолевал, разнося почту, Григорий. И при этом всегда оставалось в его душе место для творчества. Родители его, носители культуры народа ханты, многое показали ему, и Григорий продолжил – научился делать струнный, наподобие скрипки, хантыйский инструмент, исполняет на нём и собственные песни, и хантыйские, и песни лесных ненцев. Да и не только песни. У народов Севера очень много обрядовых молитв, на все случаи жизни. Прежде чем что-то сделать или куда-то поехать, нужно обратиться к богам, а обряд обращения идёт через молитву, которая начинается так:

Бог Ямал, это я пришёл к тебе,

Поклониться хочу, подарки принёс!

Хочу попросить тебя, что б помогал мне!

Когда буду в пути, не дай лямкам порваться оленьей упряжки,

В зимний мороз, наледью реку не залей, нарту не останови!

Молитвы ханты и ненцев красивы, содержательны и мелодичны, певучи. И произносить их может публично не каждый. Другое дело, когда ты один, наедине с природой, без слушателей.

И перед зимней подготовкой, перед строительством рыбацких сооружений Григорий произнёс обращение к богам нумтовских вод и преподнёс им подарок – завязанные в тряпицу монеты. В середину обрядового куска ткани положил камень, и после молитвы отпустил дар богу воды в реку. А после – ещё молитва, в которой попросил бога воды о помощи, чтоб добыть рыбу, чтоб прокормить семью.

Запор на реке – сооружение, требующее беспрерывных хлопот. Представьте: река шириной в десять метров; мостик от берега до берега, вдоль мостика частокол плотно связанных между собой кольев, ладошка не пройдёт между ними. Рыбак, когда построит запор, ныряет под самое его основание и ладошками проверяет, нет ли щёлки, через которую рыба уйдёт сквозь построенное препятствие. Осенью колья в запоре необходимо прочищать от опадающей листвы, иначе он забьётся листом и его просто смоет течением реки. Для этого используют шест с деревянной шайбой на конце. Идущая вверх по течению рыба заходит в устье запора, оттуда в ловушку – «морду». Остаётся её достать и загрузить в садок до наступления холодов.

Богат рацион кочевников и птицей. Заготавливают её впрок, особенно глухарей. Нехитрая ловушка – слопец. Десять минут, и слопец из подручных средств готов. Количество ловушек зависит от численности семьи, едоков много – и слопцов много. Из добытой птицы достаются внутренности, в полость кладётся хвоя, и птица складируется в лабаз. Зима длинная, всё будет съедено.

Осень  – это своего рода испытание на прочность перед долгой суровой зимой, всё надо успеть: заготовить ягоду, отремонтировать зимнюю одежду, перебрать верхнее покрытие чума из оленьих шкур, что прохудилось, заменить.

– В основном это женская работа? – спросил я Тамару, супругу Григория. – Сколько за свою жизнь, ты сшила кисов мужских и женских, верхней одежды?

– Ой, разве пересчитаешь! – отмахнулась она.

 Нарты – их много, и они многоцелевые. Есть нарты обозные, есть дровяные, есть охотничьи, рабочие нарты. Вся семья трудится день и ночь, до самых «белых мух» – они на Севере появляются быстро, и уже в середине октября озёра покрываются льдом.

Олени пасутся на вольном выпасе, в радиусе тридцати-пятидесяти километров от стойбища, но за ними всё же надо присматривать, тогда в ноябре будет легче собрать их. Вот хозяин и накручивает по лесотундре круги километров по тридцать, чтобы знать, где его олени,

За лето и осень природа дала свои силы и энергию, накормила и сделала упитанными косяки рыб в реке, олени стали крупнее, подрос молодняк, собранные ягоды ждут едоков в берестяных ёмкостях.

(Продолжение следует).

Леонид Бабанин

Перевод на хантыйский язык Людмилы Гурьевой