- Хантыйский
- Русский
Ăнписа
Ăнписаен вән кәртӑн щємьяеӆ пиӆа вәс. Кӑт яй тӑйс, итӆ ўӊӑӆӆы вәс. Щитӊӑӆ тухӑӆпийн нӆ эви ӑӊкеӊӑӆ-ащеӊӑӆ тӑйсӑӊӑн, Ăнписаен апӑлнєӊӆаӆ. Нўшая ӑн вәсӑт, иса хот вой тӑйсӑт, әкрӑтэӆн арсыр ӆєтут єнмӑӆсӑт. И нётты-рәпитты хә хотэӆн вәс, щитэӆ иса хута мосӑс, рәпитӑс.
Ащеӆ веӆпӑсӆӑты пурайн Кев пєлӑк эвӑӆт вухаӆь мўв пєӆа иса нюхӑс кӑншман ӊхӑс. Хотӆ тєӆӑӊ хот, ӆєтут муй пурмӑс иса тӑйсӑт. Ӛхӑтшӑк щит, вўшмащты хуят ӑн хән вәӆӆяӆ, мисӆаӆ, ӆовӆаӆ нух нрӑӆӑсыйт, колхоса вўсыйт.
Вухаӆь ёх тӑӆ пурайн Ай юхан кәрт эвӑӆт Тәпӑӆ воша потум хўӆ ӆовӑӊ анасӑн таӆсӑт. Щӑта хўӆ вўты тӑхи вәс. Имуӆтыйн юхи йиты пӑнтэӆн па щи Сўӆтум кәрта хойсӑт, рўтьщӑты па ӆовӆаӆ ӆапӑтты пӑта. Пўркәп сыры тӑм кәрта хойӆтэӆн, кўш вантыйӆсӑӆэ рўщ айӆат нєӊие, тӑм пўш нумсӑӆ иса така йис, ин хурасӑӊ нєӊие пӑнӑн щи вохсӑӆэ ӑӊкеӊӑӆ-ащеӊӑӆ эвӑӆт: «Имия вўӆєм, няврємӑӆ пиӆа щи тәӆєм. Няврєм муй ар ӆєӆ. Ма щит няврєм пєӆа сӑмӑӊ». Ӑӊкеӊӑӆ-ащеӊӑӆ кашащсӑӊӑн, муй, вохӆа, ат мӑнӆ, щємьяеӊа кўш йиӆ. Ин рўщ мень эвеӆ пиӆа увӑс мўва щи тәсы. Пўркәп щиты па имеӊа щи йис. Тащӑӊ мень нє ёша павтӑс. Вән пурмӑсӑӊ сунтӑк тәс: ар хурасуп әмӑщ юпка, нўм пєлӑк са єӆпӑӆ и хурасуп, иӆ пєлкӑӆ са па хурасуп, щӑӆта ӑӆ вуӆийӆ. Хурамӑӊ рнасӑт тӑйӆ, кўӆ пальта, катӑӊкайӊӑн. Пєрина, пӑтушкайт, ар хӑншийн ёнтум пӑсан лаӊкуп. Ӛхӑт щӑха па няврємӑӊа йитаӆн, эвеӆа па пухӆаӆа щи пӑсан лаӊкупӆаӆ эвӑӆт рнас ёнтӑӆ. Товия йитыйн, м әхӑӆ вусты нәй пальта ӆәмӑтӆ, вән хошум тыюм ухшам пунӆ, нуви хӑрєп, cємӊӑӆ нр єтӑр хурасупӊӑн, хўв нуви сэвӊӑӆ сәйм вўшн. Хурасӑӊ таксӑр нє тәс. Имеӆ па колхосн рәпитты щи питӑс.
Пўркәпен йиӆуп лащ питумн коммуниста йис, мӑӊ хот ӆаӊӑӆа нух вўратыӆӑс, шӑӊканӑт ӆўв унтасэӆн иӆ тӑхсайт. Мирн щи вєрӆаӆ пӑта ӆыкн єтса. Щи вўш эвӑӆт ванкўтӆы яньщи питӑс. Имуӆтыйн кўтщуман муӆты ӑн рӑхты ясӑӊӑн, aӆпа, лупса, хуятэӆ пиӆа кўтӑӊа йис, кўла питсӑӊӑн. Юхи тәп ванӆтӑсы, имеӆн уӆлота пунса, кўрӊӑӆ вәтща йирсайӊӑн. Етн пєӆа кўрӊӑӆ лыпаща єсӑӆсайӊӑн, Пўркәпн па хутащ ӆыпэӆ иса щи пӑщӑртты питса, шєӊк ӆавӑрта йис. Миреӆ муй, пулӑщ ясӑӊ лавми әхӑӆ иты, и хот эвӑӆт па хота таӆӑсӑӆ: «Щит шӑӊканӑт иӆ тӑхмаӆ, шәӊхмаӆ пӑта щи шәкатӆа». Ӆапӑт мӑр щи вәӆас әхтыйн уӆӑс, па щи пӑрӑс. Щӑӆта щи шависа. Ищи хӑтӆӑтн ай пухӆ мәшитӑс, и арат кємн ӑнтәма йисӊӑн, и лота щи питӑртсайӊӑн. Ăнписаен хәӆум няврємӑӆ пиӆа щи хӑщӑс. Вән эвеӆ па вән хоньщупсы мәша йис, ӆыӆыеӆ сухнӑс. Хуӆта мӑнтаӆ вәӆ, щиты хуӆты хӑщум няврємӊӑӆ пиӆа шәк-вощ тўвман щи вәc. Арсыр рәпата вєрӑнтӑс. Хуӆта па партӆа. Хўӆ веӆты тӑхия муй па турн вєрты тӑхия китыйӆтыйн, ай няврємӊӑӆ хӑтӆ мӑр колхос яслийн тӑйӆайӊӑн.
Эвеӆ вет оӆа йис, пухиеӆ па хәӆум тӑӆ. Етн ясли эвӑӆт юхӑтӆӑӊӑн, па питӑрн вәӆты хутащ рӑхум имеӆн ампар хота тумана тәхӑрӆайӊӑн. Пӑӆтап пӑтлам хотн, па апщеӆ ниӊхӑрты питыйӆтыйн, упеӆн ухӆ са вощхиӆа, ӑпӑӆмӑӆы па пойкӆа: «Уӆа, Макарка, аӆ пӑӆа, ма тӑта щи, ӑӊкємн еша вәӆ юхӑтӆ, уӆа, м оӆумн ат питӆайн: нӑӊ хонӊена сорнеӊ ӆов нәмӑӆта иӆ єсӆӑщӑӆ, щив омӑсӆӑн па пӑӆӊӑт нўмпия щи тәӆыйн, щӑӆта хон воша тәӆыйн па щи вош кўтупа иӆ єсӑӆӆайн, па хон вәӆты хота щи ӆуӊӆӑн. Щӑта муй па мосӆ вәӆ: єпӆӑӊ мавӑӊ ӆєтут, хурамӑӊ ӆәмӑтсух, арсыр юнтут». Щиты апщеӆ роммӑӆ, па иӆ щи вуюмӆайӊӑн. Хуйн пуньхиӆайӊӑн ӑӊкиӆы-ащиӆы няврємӊӑн.
Щиты хуӆты шәкащман вәӆтан кўтн, имуӆтыйн Мӑкаркаеӆ хәӊӑн пӑтыйн тәйн єтса. Ин ут нух турхӑмтты щи питӑс. Щирн мӑтта имиен ин Анька эвие вәнӆтӑсы: «Апщен мӑӆтэ. Каврум хойм кәр эвӑӆт вўя, вой сух пўла така ващ кеӆн йирэ па апщен хәӊӑн пӑтыя пунэ, така щив йирэ! Мәшӆ хошумӆа, похӑнӆ, па ӆыеӆ ким єтӆ, щиты ммӑӆ». Па ин вет тӑӆа вум эвие щиты щи апщеӆ хәӊӑн пӑта ин хойми хирыеӆ така ювӑртсӑӆэ. Мӑкаркаеӆ уӆты партсӑӆэ, па ӆўв вән имеӆн йиӊк тәты вохса. Апщеӆ кӑнтсӑӆэ па щи мӑнӑс. Щи кўтн ин няврєм каврум хоймн, вантэ, кўтӑртты щи питса. «Ӑ-на-на», – ампар эвӑӆт няврєм атум тўрн ўвӆ, па хуятн щи ўвты сыйӆ щи хәӆса. Щи ўвӆ, щи ешащӑӆ, ӑӆмәнтыки, картыйн эвӑтты мурт. Ин ванӑн вәӆум мир щив хәхӑӆсӑт, ампар нух пўншман, ин няврєм хот хӑры хўват ӆӑрӑтӆяӆ, рнаслэӊкеӆ кўшмум, пәсӊийӆ, щәӊхиюм, хӑннєхә нюхи єпӆ… Щиты няврєм тўтн хӑщ щарыса. Вет тӑӆ эвие хуты муй уш тӑйӆ, аӆпа, щи вой сух мунталэӆа хойм кўтн лавум пўл питӑс, ин утн апӑлэӆ щи щәӊхиты питса… Ин кәнярые хўв щи пийн мӑӆтса, па щи вўш эвӑӆт хәӊӑн пӑтэӆн вән тўт ӆэвум пос щи хӑщӑс. Ӑӊкиӆы-ащиӆы єнумты муйеӆ м, щиты хуӆты щи єнумсӑӊӑн.
Сыры хәнты щи ампарн кәсӑӊшӑк щатьщащеӆ ӆапка вәс, пурмӑс пунты нурмӑт тӑйс. Щатьщащеӆ муӆты пурмӑсӆаӆ пӑта йиӆуп лащн хуӆты тәсы, ӆыӆӑӊа хән хӑйса. Ин па щи хотлэ иса таӆ лака омӑсӆ. Щӑта щи ин ай няврємӊӑн муӆты рӑняки сух әхтыйн уӆӆясӊӑн. Аӆӑӊ овн нух пўншӆа па колхос яслия ин утыеӊӑн щи хӑтӆӑӊӑн, щӑта кўш ӆапӑтӆайӊӑн. Щиты щи вәсӊӑн. Ӑӊкӑн ӆўӊӑн хўӆ веӆпӑса китӆа, турн сэвӑрты, ӑшкола пӑта тўт х сэвӑрты мосӆ. кан мис тӑйсӑт, щитэӆ унтасн щи ӆєтут хоӆумтыйӆсӑт. Ӛхӑт мисэӆ тынысэӆ.
Муйкєм оӆ щи вўш эвӑӆт мӑнӑс… Няврємӊӑӆ вәна йисӊӑн, эвеӆ щемьяеӊа йис, па кәрта касӆӑс. Ӛхӑтшӑк ӆўв па щивеӆт мӑнӑс, оӆӑӊ эвеӆ щемья пиӆа вәс, щӑӆта атэӆт хотые ӆыв хотэӆ шумая ӆәтӑс. Щӑта щи вәӆмӑтӑс. Иса вет хиӆэӆ єнмӑӆты нётӑс, әкратн ӆєтут єнмӑӆтӑс, воньщумут воньщӑс, тулӑх ӑктӑс. Щи вєрыӆум сопасӆаӆн па тови вәнта щи вәсӑт. Вәӆум нәптӑӆ мӑр иса щи няврємӊӑӆа нётман вәс. Щимӑщ ӆавӑрт вәӆупсыйн вәӆман, айтєӆн щирн няврємӑт муй хот рәпата вәс, иса щи вєрсэӆ. Тўӊа, ёш вўшн пунман, нємхуят ӑн омсӑс. Щирн щи ёша питты вухиеӆ ӆєваса ӑн пӑрӊӑӆӆӑӆэ. Хиӆыӆаӆ па така тӑйсӑӆэ, ай хиӆнєӊӑӆ ӆапкая киттыйн, ай вухӆ кана тәх щос кӑт мавн юхӆы ки мӑӆы, щи єӊрыӆӑӆэ: «Вух хуты ӑняӊа тӑйӆа».
Йиӆуп хўӆ веӆтыйн, хўӆ вуй вєрӑнтӑc, кашӑӊ аӆӑӊ хиӆыӆаӆ нялы тєӆн яньщӆтӑӆӆэ. Ӆыв вуеӆ пєӆа катлы вәсӑт, тәп вәсэӆ: щи вущалы яньщеӆ пийн аӊкаӊкеӆн вўщӆум муй па анши лыпӑт хурпи ӊта вән мавиенӑн мӑӆыйӊӑн.
Эвеӆ хота юхтыйӆтаӆн, хиӆнєӊӑӆ телевисор вантман ки омӑсӆ, щи ӆявӑтӑӆӆэ: «Муй вєрӆы омӑсӆӑн, пос муй сэӊӑн вей тыя!» Щиты щи вәсӑт, рәпатаеӆ ӑӊкеӆ мухӑӆая ӆӑрыйс.
Путӑр хӑншсӑӊӑн: Валентина Соловар па Анатолий Вогулов
Анфиса
Анфиса с семьёй жила в селе. У неё было два брата, один – немой. Кроме этого, у родителей было ещё четыре дочери – младшие сестрёнки Анфисы. Жили безбедно, держали скотину, огород. Также с ними жил помощник, который во всём помогал семье.
Отец уходил охотиться в горы, в мансийский край, где добывал соболей. Дом – полная чаша. Но мир не без завистливых людей, вскоре власти отобрали коров, лошадей для нужд колхоза.
Манси зимой добывали рыбу и из деревни Ай юхан обозами вывозили в Тобольск, где был приёмный пункт. Однажды на обратном пути остановились в деревне Султум, чтобы отдохнуть и накормить лошадей. Прокопий впервые оказался в этой деревне, здесь ему приглянулась молодая русская женщина, стал просить разрешения у её родителей, чтобы забрать её с собой: «Возьму в жёны, даже с ребёнком возьму. Много ли он съест. Я уже и полюбил эту малышку». Родители были не против, пусть едет, семейной станет. Так он русскую невесту с дочерью и увёз на Север.
Стал Прокопий семейным человеком. Богатую невесту заимел. С собой взял всё её приданое – большой сундук, а там: разные юбки, рубахи, чего только нет. Красивые платья, тёплое зимнее пальто, валенки. Перина, подушки, скатерти. Потом в семье ещё народились дочка и сыновья, из скатерти сшили им платьице и рубашечки. Весной Анфиса надевает красивое зелёное пальто, на голову повязывает большой белый пуховый платок, глаза голубые, длинная русая коса – красивую крепкую жену привёз Прокопий. Она тоже устроилась работать в колхоз.
Прокопий при новой власти стал коммунистом, хотел сам взобраться на крышу церки, по его просьбе были сброшены колокола, всем этим он вызвал недовольство сородичей. На этой почве он пристрастился к выпивке. Однажды после застолья, изрядно охмелев, стал ругаться, слово за слово – началась драка. Как только пришёл он домой, жена тут же уложила его спать, связала ноги, чтобы никуда не ушёл. Только к вечеру развязала ноги, а внутри у Прокопия на душе тяжело и неспокойно. Людская клевета, словно уголёк вспыхивает и перескакивает из дома в дом, черня честное имя человека: «Колокола с церквей сбросили, катают их по земле, оттого и плохо мне на душе». От тягостных переживаний слёг Прокопий, семь дней пролежал, так и помер. Похоронили. В эти же дни тяжело болел младший сынишка, в одно время их не стало, рядом похоронили. Анфиса осталась одна с тремя детьми на руках. Потом и старшая дочь «сгорела» от лихорадки. Куда податься от такого горя, так она, оставшись с двумя детьми, мужественно переносила все жизненные невзгоды, выпавшие на её женскую долю. Трудилась не жалея себя. Куда отправляли – туда и шла. На плавные пески или на покос, а детишки в это время были в колхозных яслях.
Дочке пять лет исполнилось, сыночку – три годика. Вечером возвращаются с яслей, соседка запирает их на замок в амбаре. Внутри темно, страшно, братишка начинает хныкать, сестра его по головке поглаживает, обнимает, успокаивает: «Спи, Макарка, не бойся, я здесь, скоро и мама вернётся с работы. Спи, пусть тебе приснится сказочный сон: вот ты верхом на лошадке скачешь по облакам и оказываешься в царском городке, спускаешься с лошадки и заходишь в дом царя. А там чего только нет на столе: разные вкусности, красивая одежда, много игрушек». Только так братишка успокаивался и засыпал. Кто приласкает сиротинушек?
Так жили-поживали, однажды у Макарки внизу живота чирей выскочил. Всё пытались удалить его. Мать говорит своей дочери Анне: «Лечи брата! Возьми из печи горячую золу, завяжи в кусочек шкурки и положи на животик братишке. Болячка нагреется, лопнет и выйдет весь гной, он и поправится». Так и сделала пятилетняя девочка. Велела Макарке спать, а бабушка попросила её принести воды. Братишку лечили. Конечно, ребёнок сопротивлялся такому способу лечения. «Ой, ой, ой, – слышится из амбара истошный детский крик. Люди услышали крик, говорят: «Так орёт, словно режут». Сбежались соседи, открыли амбар и видят, ребёнок по полу катается, рубашонка на нём начала тлеть, дымится, запахло палёной кожицей… Чуть ребёнка этой золой не поджарили. Откуда знать пятилетней девочке, что, возможно, вместе с золой попался и уголёк, который и прожёг шкурку, вот и загорелся мешочек… Долго ещё лечился братишка, уголёк навсегда оставил след на его животике. Как могли сиротинушки, так и росли.
Раньше в этом амбаре, где они сейчас жили, у бабушки была торговая лавка, поэтому здесь всюду были полки. Новая власть всё отобрала у бабушки, только поэтому и остались живы. Дом пустой. Детишки спали на чём придётся. С утра двери отворяют и бегут малыши в ясли, там и кормят. Так и жили. Летом мать на плавных песках, на покосе, на заготовках дров для школы трудилась. Держали корову, поэтому молоко всегда было, этим и кормились. Позже корову продали.
Сколько лет с тех пор минуло… Дети выросли, дочь вышла замуж, переехала в другое село. Анфиса переехала к дочери, сначала жила с ними, а потом купила себе домик, стала жить отдельно. Помогала растить пятерых внуков, занималась огородом, собирала ягоды, грибы. Этими запасами и жили до самой весны. Свою жизнь посвятила детям, помогала им во всём. Анфиса прожила тяжёлую жизнь, она с самого раннего детства росла в труде, потом в заботах о детях и доме. Никогда не сидела, сложа руки. Деньги не сыпались ей в руки, а честно зарабатывались. Внуков тоже держала в строгости, бывало отправит внучку в магазин, если вместо сдачи приносила две конфетки, начинала её ругать: «Деньги на конфеты меняешь что ли?» Из добытой рыбы заготавливала рыбий жир, каждое утро по ложке давала внукам. Они не любили рыбий жир, но знали: после этого бабушка им обязательно даст конфеты в форме смородинового листа. Если Анфиса приходила в дом дочери и заставала внучку за просмотром телевизора, то тут же начинала ругаться: «Почему без дела сидишь? Вяжи руковички или чулочки!»
Так и жила Анфиса в трудах и заботах.
Валентина Соловар, Анатолий Вогулов
Перевод на русский язык Людмилы Гурьевой
