На XX научно-практическом семинаре «Мужские и женские ремесла: музееведческий и этнопедагогический аспекты», который прошёл в июне в музее «Торум Маа», поговорила с мастером из села Казыма Павлом Михайловичем Тользиным. Разговор начался с его родословной, поскольку Тользины живут не только в нашем округе, а закончили беседу с вопросов о том, как давно он мастерит и читает ли газету «Ханты ясанг».

Павел Тользин:

– Те Тользины, которые живут на Ямале, это мои братья. В Шурышкарском районе есть ещё Толзины, это те же самые Тользины. Когда их записывали, мягкий знак не добавили. Мой дед Дмитрий Иванович жил на Куновате, моего деда брат тоже жил на Куновате. Его брат уехал вниз по реке Куновату в сторону Оби. Раз уехал в ту сторону, значит, там рыбу ловил. Видимо, ему это было больше по душе. А мой дед, наоборот, уехал в сторону Лонгх югана (Святая речка), в сторону Казыма, где были оленеводческие бригады. Там же зыряне оленеводы жили. Лонгх юхан (Приполярный Урал) по-зырянски Балбан Ю: Балбан – идол, Ю – речка.

Один родственник живёт в Москве, Эдик Тользин. Он в Московском Монетном дворе работает художником. Когда интернет появился, он нас разыскал и однажды к нам в посёлок приехал. И говорит: «У меня дед с бабкой жили на Куновате». Я говорю: «Мой дед тоже на Куновате жил». Мы с ним ни разу не виделись, а он в ту же точку показал, где мой дед жил. У меня там двоюродные братья Алексей и Никита живут. Они оленеводы. Сестры Дуся и Надя живут. Надя – моя ровесница. Пока в школе учились, переписывались. А потом потеряли друг друга. Никита в семье старший. Сыновья Нади обижаются, почему дядя ни разу не говорил, что у них родственники в Казыме есть. Мол, давно бы уже нашли нас. Когда я зоотехником работал, у меня было три бригады. 3-я бригада на Ямале пасёт оленей и по Полую туда приезжали ямальские оленеводы, тогда Никита приезжал в нашу бригаду. Но почему-то детям об этом не рассказал. В последние годы я к ним ездил, и они к нам приезжали. Сейчас они каждый год зовут меня туда съездить. Мы их, конечно, к себе зовём. Я один год как-то собрался, поехал через Надым и у них в чумах побывал. В нескольких бригадах был, везде наши родственники. Там оказывается их много.

Мой дед жил оседло, у него было немного оленей, чтобы ездить туда-сюда и несколько голов, когда мяса нет, чтобы можно было забить. Дед был мастером по дереву, грузовые, женские и мужские нарты делал. И в чуме, что надо было, например кўтайт (сиденья) делал. А зыряне каслали с большими стадами. Раз они постоянно оленей пасли, им некогда было заниматься изготовлением нарт. Они, особенно те, кто был знаком с моим дедом, заказывали ему нарты и хореи. И вот он мастерил. Осенью, когда оленеводы стада собирали, он туда приезжал, и они делали обмен. Он им всё, что сделает, те ему оленей. Такая торговля у них шла, такой обмен.

Я с 1959 года рождения, родился в оленеводческой бригаде в чуме. Бригада стояла на Лонгх югане. На этой речке я родился. У нас все в чуме родились. Римма Потпот – младшая сестра – тоже родилась в чуме. Я родился в августе, а приехали в посёлок зимой к новому году, вот тогда только меня записали. Если от Казыма смотреть, то Лонгх юган на севере находится, ближе к Ямалу. Там при колхозе была лисоферма, и дед с бабкой жили на этой ферме. Там на реке можно было ловить рыбу для лис и оленеводы рядом каслали. Когда падёж бывал или надо было слабых оленей забить, свозили мясо на ферму лисам на корм.

В детстве, когда мы в Казым приезжали, у нас даже дома не было. Тогда много оленеводов было. Сейчас мало становится, молодежь не идёт туда. В первый раз жили в зырянском чуме у Рочевых, ночевали вповалку по всему полу. Не только мы приезжали, многие, родственники зыряне приедут, и мы приедем. Они всех принимали. В 1965 году отец купил дом в Казыме. В свой дом переселились, я как раз пошёл в школу. А отец с матерью всё равно в чуме ездили. Мы с братом и Риммой жили одни, нам в школу надо было ходить. Нас даже пытались загнать в интернат, но мы упорно отказывались. Особенно брат, он на два года старше меня был. К сожалению, его не стало. Мне кажется, он так ни одной ночи в интернате не ночевал. Все время убегал домой. Я несколько ночей ночевал там и убежал домой. Потом учителя приходили к нам домой, смотрели, как живём. Считай, дрова надо наколоть, тогда же печное отопление было. А жили возле речки, из проруби воду надо было таскать. В общем, они посмотрели, как живём и сказали: «Живите, как хотите. Главное, чтобы учились хорошо». У нас головы нормально работали, мы успевали учиться, и по дому управляться, и играть. Вот так и жили.

Потом восемь классов закончил и поехал учиться. Тогда хорошо было. Михаил Иванович Вокуев был директором совхоза, он отправлял тех, кто был из оленеводческих семей, в Салехард учиться на зоотехника. Тогда с кадровым вопросом проблем не было, потому что директора были хозяйственные мужики. Они заранее готовили кадры. И стипендию платили из совхоза, это же хорошее подспорье для студента. Ну и, конечно, государственное обеспечение было. Не то, что сейчас. Сейчас сына выучить, надо каждую неделю ему деньги посылать. А тогда мы сами справлялись.

Родители в чуме. Кто мне отправит деньги, у кого я просить буду? Отучился, на Ямале проходил практику, с ямальскими оленеводами ездил. Они моего деда знали, потому что он оттуда родом.

Когда в чуме жили, отец всегда мастерил. Нарты – это необходимость. Без них в чуме нечего делать. Если не умеешь делать нарту, какой ты оленевод? Так что все умеют делать нарты, кто в чуме живёт. Если я в чуме вырос, должен был всё уметь делать, поэтому умею мастерить. Я на пенсии уже. Всё время что-нибудь делаю. В музее «Торум Маа» возле чума очаг сделал, избушка промысловая там стоит, тоже я строил. В Казыме дом построил там, где отец дом купил в 1965 году. Избушка была небольшая, уже старенькая. Вместо неё новый дом построил. Не из дерева, чтобы не гнило, а из современного материала. Там тоже всё время работа есть. Как свободное время, туда бежишь. Работы всегда хватает. Когда вот такая, как в музее, работа подвернется. Когда нет такой работы, тогда оленеводам помогаю. У меня несколько оленей есть. Себе на еду. Сестре, которая наших оленей пасёт, помогаю. Осенью, пока здоровье нормальное было, всё время к оленеводам ездил на сборы оленей, просчёт и забой.

Газету «Ханты ясанг» читаю. Жена все время с почты приносит. Значит, на наше имя приходит. Я тоже такого мнения, что в газете непонятно пишут. В музее Казыма как-то писали диктант. Римма Потпот диктовала текст. Я говорю: «Как раньше писал, так и буду писать. Вот эти закорючки я даже запоминать не хочу и не буду». Как раньше писали на своем языке, написал и четвёрку поставили. Нынче не писал диктант. Наверно, в лесу был.