Дорогие читатели газеты «Ханты ясанг», представляем вашему вниманию рассказ венгерского музыковеда Каталин Лазар. Этой информацией с нами поделился ассистент-исследователь Венгерского исследовательского центра Виталий Сигильетов.

Связь с песнями ханты

Будучи на заслуженном отдыхе, мне интересно вспомнить и поделиться с вами воспоминаниями о том, как я познакомилась с народом ханты. Ещё в школе я занималась музыкой, но диплом получила на венгерско-англо-финно-угорском отделении Будапештского университета. Когда я получила диплом, наш ещё тогда заведующий кафедрой, профессор Габор Берецки, помог всем студентам, окончившим в то время университет, найти работу. Он спросил своего коллегу по научной работе Ласло Викара, который впоследствии стал профессором, не возьмёт ли он меня, в то время я была единственной, кто окончил финно-угорское отделение и кто также владел знаниями записи и чтения нотного текста. Благодаря этому случайному стечению обстоятельств я оказалась в то время называвшемся Институте музыковедения ВАН [Венгерская академия наук], который после моего выхода на пенсию стал частью ИСЭЛ ГН Институт музыковедения [Исследовательская сеть Этвеша Лоранда, Исследовательский центр гуманитарных наук].

В 1980 году к нам в Институт пришла лингвист и этнограф Ева Шмидт, она принесла записи хантыйской музыки Ласло Викару и отдала их в наш институт. Поскольку профессор Викар занимался музыкой народов Поволжья, он отдал мне этот материал для того, чтобы я эту музыку записала в нотной грамоте и начала исследовать. Ева записала тексты большинства песен, так что я смогла переложить их в ноты, в то же время постоянно просила её записать и остальные. И она написала их, мы также много говорили о сегментации мелодий: сразу выяснилось, что важную роль в этом играет текст, без которого нельзя определить, где заканчивается и начинается мелодическая линия. То же самое произошло и с её музыкальными записями, сделанными в 1982 году, над которыми мы много работали. В августе 1990 года группа ханты посетила Венгрию, где они в Будапештском Институте музыковедения представили Медвежий праздник. Ева также записала тексты, а я записала мелодии, мы планировали выпустить альбом, но по какой-то причине этого не произошло.

В декабре 1990 года народы ханты и манси отмечали годовщину образования Ханты-Манисийского автономного округа. На данное мероприятие также поехала делегация из Венгрии, в состав которой входила Ева Шмидт, и по её предложению, в числе прочих, была включена и я. Когда мы отправились уже домой, Ева осталась там, чтобы принять участие в Медвежьем празднике, который должен был состояться в деревне Юильске Белоярского района Югры в январе 1991 года. Тут я почувствовала, что моё сердце зовёт меня туда, и я обязательно должна принять участие в этом.

Ева договорилась с местными ханты, что я могу участвовать на нём, так как эстонский режиссер-этнограф Аадо Линтроп тоже был там с видеокамерой, но без кассет. Я купила в Будапеште 8 трёхчасовых кассет и обошла все учреждения, чтобы узнать цену билета на самолет. Это была непростая задача в середине декабря, но в итоге мне удалось достать деньги, билет на самолет, оставить мужа дома с двумя маленькими детьми и добраться на Медвежий праздник. Ева записала Медвежий праздник на магнитофонные кассеты, а Аадо Линтроп на привезённые мною 8 видеокассет.

На то время я знала, что такое Медвежий праздник, зачем он проводится, но быть там, сидеть и смотреть на происходящее, слушать песни, наблюдать за масками-сценками из бересты – это было впервые в моей жизни. Так, в 1991 году я с Евой прожила среди казымских ханты шесть летних недель, и 4-5 летних недель в 1992 и 1993 годах с этнографом Агнеш Кережи и лингвистом Мартой Чепреги у восточных ханты. Ева говорила на хантыйском языке, Агнеш и Марта – по-русски с ханты. Мне было очень жаль, что я не смогла научиться говорить по-хантыйски, а мой русский был очень плох. Вообще я не очень хорошо учу языки.

Но именно те песни оказали на меня очень большое влияние. Многие спрашивали меня, похожи ли они на венгерские песни, на что я отвечала: «Что сравнение подождет, сначала надо посмотреть, что они из себя представляют».

В 1990-е годы восточные и северные ханты всё ещё жили большими семьями. Они вели традиционный, то есть рыболовно-собирательский образ жизни, дополняемый натуральным хозяйством –  оленеводством. Это сопровождалось их религиозными традиционными верованиями. В 1990-е годы те, кто вёл традиционный образ жизни, всё ещё были многоверующими, и их шаманы обращались за советом к существам из верхнего и нижнего миров. Поскольку божества не понимают обычную человеческую речь, контакт осуществляется через песню. Песня шамана предназначена не для того, чтобы угодить кому-то, а для связи с божеством, и все, что требуется, это чтобы его речь отличалась от повседневной человеческой речи. В некоторых шаманских песнях восточных ханты шаман использовал собственный тембр голоса, от которого он время от времени подпрыгивает вверх или вниз. В других шаманских песнях исполнялись четко различимые музыкальные мотивы, но певец никогда не стремился к чистому интонированию.

Мелодия и тексты хантыйских песен архаичны. Об этом говорит и тот факт, что песни не имеют фиксированной формы: они постоянно переписываются. Этот процесс в чём-то схож с процессом рассказывания историй: в традиции истории не всегда рассказывались слово в слово одинаково, но в зависимости от содержания, истории произносились разные слова.

Даже в конце XX века тексты иногда переделывались в соответствии с традиционной поэтикой, хотя большинство из них были новыми индивидуальными (личными) песнями. Появление новой тематики в традиционной поэтической форме мы можем наблюдать в тексте индивидуальной (личной) песни северных ханты о хантыйской женщине, которая была удостоена чести считаться отличной охотницей. Естественно, она сочинила песню о том, как прилетела в Ханты-Мансийск на самолете и получила в награду деньги и охотничье ружье. Текст песни написан с использованием традиционных поэтических приёмов: название этой песни «Крылатая Зоя», а самолет в песне называется «Отец – крылатый корабль, мать – крылатый корабль», Ханты-Мансийск – «Маленький русский город смешанных людей, маленький остяцкий город смешанных людей.

Ханты знали о родстве с венграми даже в конце XX века: возможно, этим занимались исследователи XIX века Антал Регули и другие. Родство – это не более и не менее чем языковое родство: наши песни не похожи, как и другие аспекты нашей культуры. Важно повсеместно показывать, что представляет собой материальная и духовная культура ханты, поддерживать исследования и полевые работы, пытаться издавать песни: сейчас это возможно не только путем транскрибирования песен и издания нот, но и путём издания результатов полевых работ на CD и DVD дисках. Если этого не произойдёт, то уникальная, красивая, красочная нить в гобелене человеческой культуры будет потеряна: было бы очень жаль потерять это.

Каталин Лазар,

Венгерский музыковед

Перевод на хантыйский язык Людмилы Гурьевой